ВЛАСТЕЛИН ГОРЫ ХИРС
Как-то раз я поднялся в Хаджу на майские праздники. Весна и осень здесь, в плане катания на лыжах, - мертвые периоды. Весной зимний снег на плато уже растаял, но дороги и тропы вокруг еще раскисшие. Переться до ближайшего лавинного выноса, под перевал Воробьиный, чтобы покататься “пешком” (без подъёмника), никому пока не охота. Летняя горнолыжная эпопея начнется позже - в июне. Тогда к летнему снегу потянутся караваны носильщиков с провизией, газовыми баллонами, палатками, матрасами, спальниками и лыжами. Из знаменитых стальных сейфов Юры-Бороды, установленных у подножья перевала, будут извлечены летние переносные подъёмники и бабины троса. Вот тогда-то всё завертится. Завертится до августа. К осени толстенный фирновый пласт на Воробьином под южными лучами солнца сильно стаивает. Снег становится грязным, вытаивает и нападывает со склонов много камней, и тогда летние сборы заканчиваются. Все начинают ждать зимы и новых снегопадов чтобы запустить стационарные подъемники на базе - в Хадже.
Сейчас в Хадже народу - почти никого. В доме Согрина, где и моя постоянная резиденция, сейчас я один. У стены в ряд стоят несколько пар лыж, и теперь они выглядят как странный компонент спартанского интерьера. Целый день в одиночестве брожу по окрестностям. Сходил в сященную арчовую рощу. Бродил вдоль свежих промоин на склонах, пытаясь найти амониты, древние окаменевшие раковины, которыми славятся эти места. Подолгу смотрел на горы. Иногда нужно уходить от людей. Оставаться одному, только с самим собой. Это не бегство и не покинутость. Это хорошее, сильное, правильное одиночество!
Уже в сумерках возвращаюсь домой. Присев на крыльце, с чашкой чая, смотрю на ближайшую гору. Смотрю, как постепенно тонет во тьме пирамида её вершины. Это гора Хирс. Хирс высится прямо к северу от плато Ходжа-Оби-Гарм. В переводе с таджикского “хирс” означает “медведь”. Если высота самого плато 2400 (плюс-минус двести) метров над уровнем моря, и Хирс возвышается над плато не менее чем на километр, то высота этой горы не менее 3500 метров. Неожиданно в голове рождается план завтрашнего дня. Сходить прогуляться на эту гору. Нет, подниматься до вершины я не собираюсь. Для этого нужна, по крайней мере, специальная обувь, которой у меня нет. Моя цель - скальная полка, где-то на середине горы. Вот и отлично! Не надо вечером таскаться ни в какие гости. Завтра рано вставать. Уже совсем темно. Допиваю чай, и спать.
Утром выдвигаюсь. Пройдя несколько километров, оказываюсь в месте с которого можно начинать подъем на гору. Идти надо по сошедшей лавине, по фирну, - это значительно проще. Через час подъема выхожу на “плечо”. Это как бы первая гигантская ступенька к вершине, а всего их четыре или пять. Скальная полка, цель моего похода, это вторая ступенька. До нее идти еще час. Надолго останавливаться отдыхать не стоит. Если устаешь то просто иди медленнее. В горах торопиться не-куда, смотришь под ноги и потихоньку, шаг за шагом, вверх, вверх и вверх. Периодически останавливаюсь на минуту - другую чтобы оглядеться и скорректировать маршрут. Здесь уже везде снег-фирн, белые поля и склоны из которых торчат вверх серые и коричневые каменные стены и башни. Лыжная база выглядит отсюда величиной с конфетную обертку.
Медленно поднимаясь по крутому склону, я постепенно оказываюсь на очередном пологом месте. Это наверное полпути от первой ступеньки до второй. Внимание неожиданно привлекает совершенно необычный для этих мест элемент белого пейзажа. Впереди, на снежном склоне, до которого метров сто, совершенно прямая линия снизу вверх. Потихоньку иду туда. Ого! Да это не снизу вверх а сверху вниз. Это желоб для катания, в точности такой же, как накатывает на полиэтиленовых подстилках детвора, на горке после первого обильного снегопада. Желоб длиной метров тридцать, хорошо раскатанный, на довольно крутом участке склона. По обеим сторонам снизу наверх тропинки медвежьих следов. Так-так-так! Поднимаюсь по одной тропинке наверх. Вот они прямые доказательства наполненной счастьем жизни хозяина здешних мест. Стою и сверху смотрю на желоб, мысленно представляя, как здоровенный косолапый властелин горы или медведица с медвежатами здесь весело развлекаются. Cтановится радостно и я тихо смеюсь. Это открытие привносит совершенно неожиданные радужные тона и высокую ноту в этот безграничный, таинственный и величественный мир. Да уж! Годами подозревать о близком бытии медведей только по следам на мокрой глине в окрестностях лыжной базы, а теперь увидеть такое.
Я стою, отдыхаю и думаю о здешних медведях. Нет, ни в коем случае это не тупые животные, которые лишь бесконечно бродят в поисках жратвы. Они как люди, совсем как люди. Они даже разговаривают между собой, только на своем, неизвестном нам наречии. Просто это народ который в этом безграничном многомерном мире избрал несколько иную чем мы стратегию поведения, схему жизни. Они тоже рождаются, учатся и дурачатся в детстве, их балуют и наказывают родители, они взрослеют и начинают влюбляться. Бабы кокетничают и интригуют, мужики дерутся. Потом зрелость и мудрость одиночества. Потом старость и смерть. Все как у людей. У них ведь органы чувств такие-же как у людей, только более обостренные. Что думает властелин горы, глядя на эти бездонные темные провалы далеких горных цирков, на серо-белые зубцы вершин и облака в синем небе? Что думает он, глядя на звезды, на восход солнца, луны? Интересно, знает ли медведь о том, что все небо вертится вокруг Полярной Звезды? А как он может этого не знать, это же видно каждую ночь. Несомненно он знает и созвездия. Интересно, как медведи называют созвездия? Я думаю, что медведи созерцательные существа. Они знают многое и любят подолгу смотреть на небо и горы.
Да черт побери, они и прикалываются также как люди. Смари-ка-чё, катаются! Постепенно мой отвлекшийся ум возвращается в “здесь и сейчас”. Медведи - созерцатели и мудрецы, медведи - озорники и прикольщики, медведи - люди. Как поведут себя они повстречавшись с незнакомым гостем из другого мира? Нет, я совершенно не в силах отделаться от человеческих аналогий. Вспоминаются веселые истории о том, как наряду с гостеприимством хозяева всегда прикалываются над гостями издалека, не знакомыми с местными обычаями и ситуацией. Местные таджики, например, любят рассказывать заезжим столичным криптозоологам о быте и нравах “снежного человека”, рисуют подробные маршруты к местам его проживания в горах. И все это на абсолютно полном серьезе. Наши хаджинские балбесы тоже мастаки придумать какое-нибудь издевательство над приезжим, особенно если он сложный в общении. Например развести московского модного кренделя поиграть в карты, в “кинга на чумадан”. На деньги у нас не играют. У нас играют “на чумадан”. Ставка - удары по заднице памирским джурабом, - длинным, до колена, шерстяным носком. Виртуозом этих ударов был человек-легенда, и свое прозвище, Чумадан, он получил за то, что мог одним ударом такого джураба проломить стенку фанерного чемодана. Прикол в том, что москвич, даже если и выиграет, и хоть сто раз стеганет жертву джурабом, это только всех позабавит. Все дело в технике нанесения удара, резкости, навыке. Опыт приходит с годами практики. Вот если такой зверь как Чумадан возьмет в руки джураб, и вдарит всего пару раз, нужно бежать на улицу, снимать штаны и садиться в сугроб.
Я озираюсь вокруг. Если сейчас сюда придут покататься медведица с медвежатами, то они, скорее всего, увидев меня, просто уйдут. А если придет местный Чумадан? Весело и ... страш-ш-шно! Я даже не хочу представлять, что будет, если местный Чумадан в приподнятом настроении и вдруг решит подшутить над незваным гостем. Я, похоже, сам до-думался до того, что “пора и честь знать”, пора домой. Нет, определенно, когда поднимаешься в гору, надолго останавливаться нельзя. Ну да, до скальной полки я так и не добрался. А нафига мне туда? Самое интересное я уже увидел!
Выпиваю из фляги еще теплого чаю, съедаю единственный бутерброд, оставляю медведям гостинец - несколько кусков сахара-рафинада и конфет. Теперь можно и домой. Сажусь на тонкую балоневую ветровку, и, скатившись по медвежьему желобу, бегу вниз. Обратный путь по подтаявшему фирновому склону занимает минут десять-пятнадцать - пробежки и соскальзывания. Вскоре я на твердой земле, и через час подхожу к дому. Останавливаюсь и еще раз смотрю на гору. Теперь гора совсем другая. Это не просто скопище безжизненных скал и заваленных снегом трещин. Это целый мир. Вотчина Властелина Горы и его народа. Народа Хирс.
А. Иванников
Новосибирск
31.05.04
|